У нас есть две армейские палатки-десятки — вот в них пятнашки временно и разместятся. Можно заселить людей и в Форт, но я тесниться не хочу, почти весь первый этаж уже отведён под служебные помещения. Да и присмотреться надо бы… У меня там терминал. Так что без обид, соотечественники, мир хоть и новый, но правила старые. Уксусникова, как и возможности тратить дневной лимит на прокачку данных, у меня нет. Хотя кое-что радийно в Замок я переправил. Кроме того — выше говорил: нет ничего более постоянного, чем временное. А так стимул будет.
Соберём локалку, поделив её на две семьи с раздельными входами, — переселятся туда. Лишь только я предложил им вариант с переездом, как женщины буквально завыли в голос, не желая ждать ни дня. Понять матерей было несложно: рядом оказались свои, соотечественники, представители какой-то пусть и непонятной, но очевидно мощной общины из-за моря, с оружием, организацией, дисциплиной и целями. Есть связь, есть врач. Есть защита и какое-то понимание, что дальше жизнь будет понятней и лучше. Хоть в палатках, хоть в шалашах. Мужики ответили не сразу, по-хомячьи переживая за накопленное, обжитое, привычное… Ведь это их Крепость, их надежда, опора, выстрадали, защитили… Однако воины клана быстро взвесили все резоны и дали добро.
Ещё по пятнашкам.
Перенос пятнашек, что наших, что французских, прошёл без новаций: как почти все, попадающие на Платформу, эти люди были выкрадены с Земли-1 во временной полосе одного месяца, это обычная практика. Смотрящие не дают нам возможности с помощью потеряшек узнавать, как там дела обстоят, на старой планете… Правда, одних Писатели кидают на Платформу сразу же, а других передерживают чёрт знает сколько, маринуют, пока не скинут в виде потеряшек. То есть, мы можем судить, что огромный запас потеряшек уже создан. Если практика не изменится. Ну и шухер же там должен быть — такое количество людей исчезло! А может, мы зря переживаем — отпишут всех жёлтой прессе, и все дела.
Изначально их было двенадцать человек, три семьи.
— Четвёртая квартира на площадке стояла пустая, Добрянские в отпуск уехали, в Геленджик, — вывел закономерность Семён Стародубцев, глава клана пятнашек. — Повезло им, иначе и их бы перекинули, видать, поэтажно гребли.
Думаю, он ошибается, ещё не зная о волшебном числе двенадцать. То, что соседей-французов изначально тоже была дюжина, их никак не озадачило.
Семён молодец, сберег весь свой род. Жена у него — черкешенка по имени Барина, что значит «пышная», редко кто настолько соответствует своему имени. Шестнадцатилетнего сына зовут Игнатом, дочку на три года моложе — Дашей. Брат жены, Алик Хагауджев, наркополицейский из Кропоткина, опер ФСКН, холостяк, «вечный старлей», как он сам говорит. Не давали ему капитана, не умеет молодой офицер промолчать в нужном месте и молча сделать то, чего настойчиво требуют шкурные интересы начальства. Мужик, судя по всему, нормальный, но проверку я проведу.
Вторая семья клана — тоже ростовчане, Игорь Клюев, киномеханик, электротехник, его жена Людмила, мастер-пекарь хлебозавода, может и машинистом-формовщиком, дочь Джемма, некогда анимешная особа, пытавшаяся учиться на экономиста, а ныне нормальная крепкая дикарка девятнадцати лет, и сын Виталий, ему тринадцать.
Вне клана оказалась ещё одна семья соседей по лестничной клетке.
— Да козёл он полный, что про него рассказывать! — скупо сообщил Сеня. — Был козлом, и сплыл козлом.
«Козел» работал водителем машины-илососки на базе КАМАЗ-а, зашибал отменно, характер имел совершенно мерзкий, что и проявилось в первые же часы после десантирования в Секвойке. Человек несложный, ревностный ценитель посконного, сермяжного, такой за выражение «таргет-группа» сразу в глаз дать может.
Ругань, плавно переходящая в драки, в общине шла постоянно. У козла имелся собственный ствол, «ремингоновская» помпа, и, не будь огнестрельного оружия у Стародубцевых-Хагауджевых, неизвестно, чем бы всё это закончилось. Ситуация вскоре сложилось невыносимая, козёл всё чаще порывался сняться с места, чтобы ехать искать правду и бить морды виноватым. Будучи человеком активным и рукастым, илососник сманстрячил большой плот, посадил на него всю своею семью — жену и сына-переростка — и поплыл «к властям». А попутно спёр у Семёна единственную надувную лодку, из-за чего у клана позже возникли серьёзные трудности в добыче пропитания.
— Я три месяца молился, чтобы боги нам его вернули, в любом виде, — признался Сеня. — Сейчас остыл уже, а тогда шлёпнул бы, без разговоров. Ну, надумал ты плыть, кто держит! Зачем лодку-то чужую брать, сволочь! Ведь знал же, что она у нас кормилица…
Слушая рассказ, я удивлялся, как у мужиков хватило терпения не уронить этого чёрта еще в первую неделю. Терпелив бывает наш народ.
Пустую бревенчатую локалку Смотрящие поставили за стволом огромной секвойи, с залива такое жильё не увидишь. Охота давалась им сложно, патронов на отстрел почти не тратили, старались обходиться силками, ловушками, пастями. Два раз в год сюда налетают гаруды, какая-то часть стаи привычно оседает для отдыха на гигантских деревьях, и были это очень опасный периоды для пятнашек. Некоторые птицы умудряются летать меж стволов, запросто схватят. Поначалу пробовали их стрелять, но сразу отказались, просто прятались на несколько дней в здании. Но и после отбытия стаи на следующее плечо перелёта спокойствие в общину возвращалось далеко не сразу. Бывали задержавшиеся летуны, бывали опоздавшие.
До локалки французов краем леса километров восемнадцать пути, на днях поеду и туда, может, сразу и до итальянцев проскочим, как обстановка будет. Ну и норвежцы с их «выручалочкой», ценнейшая информация. Если скажут.